В пути на Валдай

Буссов Георгий Иванович

Октябрь 1941 года. Наступили тревожные дни для нашей Родины. Немецко-фашистские войска прорвали оборону наших войск и рвались к Москве. Все заводы столицы срочно демонтировали оборудование и готовились к эвакуации на восток. На заводе, где я работал в то время, тоже велась подготовка к переезду в район Урала. Но люди завода, готовясь к отъезду, думали о Москве, думали о том, как не пустить гитлеровцев в столицу нашей Родины. На всех предприятиях столицы проводились занятия всеобуча. Народ готовился к обороне Москвы и изучал военное дело.

На нашем заводе был сформирован целый батальон всеобуча, где я был начальником штаба. Многие бойцы и командиры батальона приходили в штаб и спрашивали: «Когда же и мы пойдем защищать Москву?» Я тоже, в свою очередь, бывая в Октябрьском райвоенкомате, задавал этот же вопрос. Однако неизменно получал один и тот же ответ: «Трудитесь лучше, давайте больше оборонной продукции, придет время, пойдете и вы». Наконец, на 16 октября был назначен срок эвакуации нашего завода. Батальон всеобуча на нашем заводе с 12 октября по распоряжению военного комиссариата был расформирован и люди стали готовиться к отъезду. И вот 14 октября 1941 года Московский комитет партии выпустил обращение, призывающее москвичей подняться на защиту столицы. На заводе только и говорили об этом обращении. То тут, то там собирались группы рабочих, говорили о необходимости брать оружие в руки, но куда обратиться, еще никто не знал. Днем этого же числа мне позвонил по телефону парторг ЦК на нашем заводе товарищ Э.С. Киссин и попросил зайти в партком завода. Там он мне сообщил, что во всех районах Москвы организуются рабочие батальоны для защиты ближних подступов столицы и что он решением Октябрьского райкома ВКП(б) назначен комиссаром этого батальона. Здесь же он предложил мне стать начальником штаба этого батальона, как знакомого со штабной работой. Я дал на это согласие.

Выходя из кабинета т. Киссина, я увидел, что комната возле кабинета заполняется народом. Это рабочие нашего завода, узнав о формировании батальона, пришли записаться в него, чтобы с оружием в руках идти на защиту Москвы. В кратчайший срок я сдал дела по заводу и снова пришел в партком, чтобы приступить к делам формирования батальона. Часам к 15 записалось более 100 человек рабочих, инженеров и служащих завода. Помню, как Киссин и я пошли к директору завода, чтобы согласовать с ним список бойцов батальона, чтобы своевременно подготовить с ними расчет. Директор, увидев и прочитав списки, схватился за голову. Ведь в них были почти все лучшие люди завода, лучшие рабочие и инженеры. «Вы меня без ножа режете, а с кем я буду работать по приезду на новое место?» Вот слова, которые мы от него услышали. Он схватил красный карандаш и стал вычеркивать из списка фамилию за фамилией. Вычеркнул и мою фамилию. Тут же Киссин стал «отвоевывать» людей для батальона. В первую очередь он отстоял меня и целый ряд бойцов. В конце концов, список был согласован, в нем осталось около 50 человек.

И вот вечером 14 октября мы стали собираться на Писцовой улице в школе № 211. Шел мелкий осенний дождь, кругом лужи, погода холодная и ко всему этому сплошная темнота, только изредка кое-где мелькнет огонек папиросы и исчезнет вновь. А в школе собирался народ. Люди шли с вещевыми мешками, взяв необходимые вещи, подпоясавшись ремнями, готовые ко всему. Оказалось, что школа не подготовлена к приему батальона, не было светомаскировки, во всех классах стояли парты, разместить людей было некуда. А народ все время прибывает. Вестибюль и коридоры школы полны, люди сидят на полу, стоят у стен в ожидании распоряжений. Тогда, ввиду неподготовленности помещения, сбор батальона был перенесен на 8.00 15 октября. Люди нехотя стали расходиться и едва они переступали порог школы, как их проглатывала темнота.

С раннего утра 15 октября, еще задолго до часа сбора, школа № 211 стала свидетельницей советского патриотизма москвичей Октябрьского района столицы. Сюда стремились все, кому была дорога наша Родина, наша столица. Сюда шли не по повесткам военкомата, а по зову своей совести, по велению своего сердца. Двери школы ни на минуту не оставались закрытыми. Народ шел сплошным потоком. Шли и коммунисты, и беспартийные, и комсомольцы, шли рабочие, инженеры и служащие, профессора и учащиеся, шли безусые юнцы и пожилые люди, шли женщины и мужчины, приходили целыми семьями. И вот мне, начальнику штаба формировавшегося батальона, пришлось встретиться со всеми этими людьми.

Как сейчас помню маленькую комнатушку у входа в школу: стол, два стула да деревянный диван - вот вся ее обстановка. Здесь расположился штаб батальона, пока в единственном числе. Здесь я начал составлять списки будущего батальона. В первую очередь нас интересовал пришедший с военной точки зрения, т.е. его военная специальность, воинское звание и род войск. Конечно, преимуществом пользовались добровольцы, знающие стрелковое оружие и служившие в армии или окончившие различные военные курсы при Осоавиахиме и получившие знания снайперов, пулеметчиков, связистов и другие. Масса народа приходила совершенно незнакомая с оружием и мы старались отговорить таких от вступления в батальон, чтобы они не были для нас обузой, так как их нужно было еще обучать владеть оружием, а времени для этого не было. Приходили и служившие в армии, но непригодные к службе из-за болезни. Так пришел к нам участник Гражданской войны, бывший пулеметчик, участвовавший в штурме Перекопа. Но оказалось, что у него ампутирована нога. Все же, несмотря на это, он требовал принятия его в батальон. Стоило большого труда отговорить его от этого намерения. Очень часто в это дело приходилось вмешиваться комиссару батальона, который решал вопрос о приеме в батальон.

Тут же на месте был укомплектован штаб батальона, так как оформить одному всех прибывших людей было невозможно. Мне на помощь был выделен работник Бутырского химзавода капитан запаса т. В.В. Левинский. Вдвоем дело пошло быстрей и мы сразу же стали распределять людей по ротам, которые уже стали формироваться.

Весь командный и политический состав оформлялся отдельно. Из них были подобраны командиры и политруки рот, командиры взводов. Однако их было столько, что хватило бы на несколько батальонов, все же все они решили остаться в батальоне и стали рядовыми бойцами. Так, например, профессор, доктор исторических наук т. Сидоров, имевший звание старшего батальонного комиссара, стал рядовым бойцом и принимал участие во всех занятиях роты, выполняя наряды наравне с остальными бойцами.

Это непрерывное прибытие в батальон продолжалось в течение 2-х дней: 15 и 16 октября. И лишь 17 числа люди шли уже единицами. 16 октября прибыл, назначенный командиром батальона товарищ Платов. С его прибытием формирование батальона пошло быстрей. Было получено различное оружие из организаций Осоавиахима. Что это было за оружие? Тут были и русские винтовки времен империалистической войны, и берданки, и французские 3-зарядные, и японские, и пулеметы системы «Кольт», и «Шоша», и итальянские берданки «Гра». Но мы были рады и этому. Как-никак, а все-таки оружие, хотя и патронов к нему было маловато, по 10 штук на винтовку, а на некоторые и того меньше.

Был назначен штаб батальона и все вспомогательные и хозяйственные подразделения батальона. Начальником штаба батальона командование назначило работника Бутырского химзавода старшего лейтенанта запаса Пименова, который участвовал еще в империалистической войне, а я был назначен его помощником.

Хозяйственные вопросы были возложены на бывшего помощника директора завода эндокринных препаратов т. Гризика. который сумел в кратчайший срок через райком партии обеспечить весь личный состав батальона трехразовым питанием.

Вопросы боепитания возложили на работника Гипроавиа Е.Ф. Бусалова, который подобрал себе в помощь А. Зенкова. Они вдвоем рьяно взялись за дело и через секретаря райкома партии т. Кутырева добились получения большого количества однокалиберного оружия, т. е. около 200 винтовок и 30 станковых пулеметов системы «Максим» с большим боезапасом патронов. Правда, это было не русское, а польское оружие, но оно было однообразным и, главное, имело более чем достаточное количество патронов. Было получено большое количество ручных и противотанковых гранат и огромное количество бутылок с зажигательной смесью, которых впоследствии хватило на снабжение всего полка.

Медицинской частью батальона ведала врач Е.И. Моисеева. Она подобрала себе девушек, с которыми быстро снабдила батальон всеми медикаментами и необходимыми медицинскими инструментами. Большую помощь в этом деле ей оказала лаборант завода № 132 М.М. Тюпич, которая через ВИЖ достала много медикаментов.

Наблюдение и контроль над всеми нуждами батальона вели лично секретарь Октябрьского РК партии т. Кутырев и заведующий военным отделом РК т. Патрикеев, благодаря заботам которых батальон имел все необходимое, начиная от питания и обмундирования до вооружения. Многие предприятия района помогали батальону, снабжая бойцов обувью, обмундированием, продовольствием и транспортом. В батальоне было несколько мотоциклов и около десятка автомашин, полученных от разных предприятий района. Позднее весь автотранспорт был передан в распоряжение полка, районный комиссар Октябрьского района полковник Введенский тоже оказывал помощь батальону, выделив из резерва несколько офицеров. Двое из них, младший лейтенант Г.В. Кузьмичев и лейтенант С.В. Пряхин, впоследствии стали командирами рот в батальоне.

Наконец батальон обмундирован, вооружен и готов выступить по первому приказу. Однако вооружения не хватало. На роту приходилось всего 60 винтовок, а у пулеметчиков, наряду с богатым оснащением станковыми пулеметами, не было личного оружия. Перед командованием батальона встал вопрос: либо достать оружие, либо сократить численность батальона. Пришлось остановиться на последнем, так как оружия больше не было.

В тот день выдалась на редкость ясная солнечная погода. Батальон выстроен по ротам во дворе школы. Даю команду: «Смирно». Все замерли. Командир и комиссар батальона поздоровались с бойцами. Команда «Вольно». Перед строем комиссар батальона т. Киссин в небольшой речи рассказал о недостатке оружия и о решении сократить численность батальона. Тут же была дана команда: «Все служившие в армии, 5 шагов вперед». Батальон разделился на две части, по численности примерно равные. Все оружие было передано ранее служившим в армии, а остальным скомандовали «Разойдись» и приказали явиться в штаб батальона. Что тут делалось! Никто не хотел уходить из батальона. Пришедшие окружили комиссара и командира батальона: «Дайте нам по несколько гранат, а уж оружие мы добудем в бою», - раздавалось со всех сторон. Особенно была огорчена молодежь. Помню молодого бойца т. Покаржевского, только весной окончившего школу № 211, где мы формировались. Он долго упрашивал комиссара, чтобы его оставили в батальоне. Наконец, его просьба удовлетворена, он оставлен. Тогда он принял стойку «смирно» и дал клятву переносить все трудности и лишения и, если нужно будет, отдать за Родину свою жизнь. Он был назначен вторым номером к ручному пулемету. Однажды, спустя четыре месяца, во время тяжелого ночного марша по снежной целине т. Покаржевский стал отказываться нести коробки с дисками от пулемета, жалуясь на чрезмерную усталость. Я случайно находился невдалеке от этого места и слышал все, что происходило. Я подошел к Покаржевскому, сказал, что все бойцы устали не меньше его и вскользь напомнил ему о данной клятве. После моих слов Покаржевского словно подменили. Он схватил коробки с дисками, попросил прощения у товарищей, и в дальнейшем никаких замечаний к нему не было. В одном из первых боев на Северо-Западном фронте он погиб смертью героя.

Когда все трудности формирования остались позади, перед батальоном встала задача - освоить полученное оружие, отработать строевую подготовку, изучить уставы, в общем, стать боеспособной единицей, способной отстоять свою Родину. Ни одной минуты не проходило впустую. Все, начиная от рядового бойца до командира, взялись за военную учебу. Сразу же после завтрака люди занимались строевой подготовкой, обучались умению окапываться, ползать по-пластунски, несколько раз ходили на стрельбы. Все занятия на воздухе проходили независимо от состояния погоды. С наступление темноты занятия проходили в помещении. Здесь изучали уставы и материальную часть оружия. По учебному расписанию все занятия проводились до ужина, чтобы предоставить бойцам личное время. Однако это правило нарушалось. По всему помещению школы. То в одном, то в другом уголке виднелись группы товарищей, разбиравших оружие, занимавшихся наводкой и целым рядом других необходимых для бойца занятий. Конечно, возглавляли эти группы бывалые солдаты и командиры. Особенно активным инструктором вечерних занятий был токарь завода № 132, бывший участник Гражданской войны, Н.Г. Скворцов. В свое время он был пулеметчиком и помощником оружейного мастера, поэтому оружие знал хорошо. Возле него всегда была наиболее многочисленная группа. Он знакомил людей с отечественным и иностранным оружием, причем так доходчиво и подробно, что вскоре многие знали стрелковое оружие наших врагов и союзников.

Командиры тоже не теряли даром вечерних часов. Они изучали полевой устав, тактику, топографию, чтение карты и другие дисциплины, необходимые для командира. Плохо было только с изучением личного оружия. Весь командный состав батальона получил пистолеты системы «Коровина», снятые с вооружения в армии. Пробивная способность этого пистолета была чрезвычайно низкой, в чем мы убедились, проведя пристрелку. В 20 шагах пуля отскакивала от доски, сделав маленькую вмятину. Поэтому мечтой всего командного состава было желание получить настоящее личное оружие.

Однажды, возвращаясь с обеда, я встретил знакомого Н. Павлова. Узнав, что я пошел защищать Москву, он предложил мне свой именной револьвер «Наган», которым был награжден во время Гражданской войны. Зная, что личное оружие нам необходимо, я отпросился у командования и зашел к т. Павлову. Он вынул тщательно смазанный револьвер, видавший виды, и грамоту, подписанную т. Фрунзе. Передавая револьвер, мне он сказал: «Я стар и к тому же калека, но пусть этот наган служит вам так же, как служил и мне, пусть он бьет наших врагов каждой пулей и не дает им пощады, пока хоть один человек находится на нашей земле». После этого он поцеловал револьвер и грамоту, и передал «Наган» мне. Я тоже поцеловал «Наган» и обещал ему, что оружие попадает в верные руки. Он оставил грамоту у себя и просил зайти к нему, когда я вернусь с фронта. Увы, старый советский патриот дядя Коля не дожил, он умер во время войны.

Когда я вернулся в батальон, то желающих получить этот наган было множество. Я передал его нашему комиссару Киссину, со словами, которые сказал товарищ Павлов. Так в батальоне появилось первое настоящее личное оружие - «Наган».

В последней декаде декабря по приказу командования рабочие батальоны районов Москвы слились в полки Московских рабочих. Так была организована 3-я Московская Коммунистическая дивизия. Батальон Октябрьского района слился с батальоном Таганского района и составил 3-й батальон 3-го стрелкового полка московских рабочих. При слиянии «Таганцы», как их именовали вначале, пришли в распоряжение Октябрьского батальона плотным строем и так чеканили шаг при подходе к школе № 211, что сразу указывало на их хорошую строевую выучку. Разместились они в Железнодорожном училище, напротив школы №211, тут же на Песцовой улице.

При слиянии батальонов, командиром 3-го батальона был назначен старший лейтенант запаса А.И. Шувалов, комиссаром батальона остался Э.С. Киссин, старшим адъютантом батальона товарищ Г.В. Пименов и адъютантом батальона Г.И. Буссов. Бывший командир батальона т. Платов был назначен командиром вновь созданного батальона истребителей танков. Командирами рот были назначены: 7-й роты - Н. Филимонов, 8-й роты – С.В. Пряхин, 9-й роты - т. Анно. пулеметной роты - Г.В. Кузьмичев, командиром взвода связи - т. Шмелев, взвода снабжения - М.Н. Боровков, санвзвода - т. Рыжков. Все оставшиеся за штатом командиры и политработники, числившиеся в списках батальона, были направлены в распоряжение полка для использования по специальности. Однако, невзирая на переформирование батальона, боевая подготовка не прекращалась ни на один час.

27 октября батальон был переброшен в Ленинградский район и расположился в помещении Института пищевой промышленности на Волоколамском шоссе.

Пешим строем через весь город батальон промаршировал до института, встречая на пути напутствия и благие пожелания от жителей столицы. Когда стали размещать в институте подразделения батальона, то наткнулись на хаос, царивший в помещениях. Оказалось, что только несколько дней назад студенты и преподавательский состав института пешком эвакуировались в направлении г. Горького, захватив с собой только самые необходимые вещи. В общежитиях института, в учебных помещениях и аудиториях все вещи были разбросаны, как после погрома. Тотчас от каждого подразделения были выделены люди для приведения помещений в порядок. Все вещи были собраны и снесены в отдельные помещения. Только тогда батальон занял отведенные ему комнаты.

Через несколько дней 7-я рота выдвинулась на передовые рубежи в район Нахабино, что на Волоколамском шоссе, а остальные роты батальона расположились в поселке Сокол, так как институт был передан военно-морскому училищу.

Штаб батальона расположился на 1-м этаже детских яслей на улице Врубеля, а 2-й этаж заняла 9-я рота, 8-я рота разместилась в яслях Метростроя на улице Левитана, взвод снабжения - в помещении домоуправления на улице Врубеля, а взвод связи и санвзвод - в бараках возле института торговли. Здесь мы получили распоряжение: возвести укрепления и позиции на ближних подступах по проходящей рядом линии окружной железной дороги, за что и принялись, не теряя времени. Спустя несколько дней позиции в районе поселка Сокол были готовы и на огневых позициях уже стояли дежурные пулеметы с расчетами. Одновременно со строительством укреплений проводились занятия по боевой подготовке.

7 ноября 1941 года батальон принял Военную присягу.

С конца октября стояли морозы, доходившие до 10-12°, но снега не было. В канун праздника 6 ноября, когда проводилось общемосковское собрание, посвященное 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, я обходил подразделения батальона. Начал падать крупный пушистый снег, который шел весь вечер и всю ночь. К утру снег перестал, и засияло солнышко, кругом все заискрилось, засверкало.

Казалось, сама природа чувствует праздник. В 8 часов утра все подразделения батальона выстроены перед штабом. Настроение у всех приподнятое. Командование батальона поздравляло всех с праздником, и после этого приступили к принятию Военной присяги. Торжественно звучали слова присяги в морозном чистом воздухе, Немногочисленные прохожие, слыша эти слова, снимали шапки и тихо, молча, проходили, остановившись на один миг, точно давая клятву вместе с нами биться с озверелым врагом всеми средствами, если не оружием, то трудом.

Весь ноябрь прошел в совершенствовании и усилении построенных укреплений и повышении боевой подготовки. Проводились учебные стрельбы, занятия по метанию гранат и бутылок с зажигательной смесью по движущимся макетам танков. Наконец вечером 5 декабря был получен приказ - заменить стоящие в поселке Ново-Ховрино подразделения 1-го полка нашей дивизии. Тотчас командир батальона т. Шувалов, я, помощник командира пулеметной роты т. Яузин и кто-то еще, не помню точно, на машине поехали в Ново-Ховрино, а батальон в полном составе, во главе со старшим адъютантом Пименовым, пошел пешком. К ночи мороз крепчал. Ртуть на термометре дошла до -25°. Дул сильный встречный ветер. Подобрав наскоро помещение для размещения подразделений и договорившись о приемке рубежей, мы временно расположились в одном доме.

Немного отдохнув, я отправился встречать батальон. В поселке было довольно сносно, несмотря на ветер. Стоило только выйти в поле, по которому проходила дорога, ведущая к шоссе, как ветер показывал себя во всей красе. Он забирался и в рукава, и за ворот, и под шапку, что при сильном морозе было очень чувствительно. Выйдя на шоссе, я пошел по направлению к Москве, чтобы встретить людей и сразу же развести по помещениям. Однако батальона все не было, и я дошел до кирпичного завода. Ветер дул в спину и идти было легко. Невольно подумалось о людях батальона, каково же им, ведь ветер дул им в лицо. Пройдя кирпичный завод, увидел такую картину: люди в подшлемниках, в опущенных ушанках, закутанные, что еле видны глаза, полусогнувшись, двигаются навстречу порывам ветра. Пройдя около сотни шагов, батальон останавливается, поворачивается спиной к ветру и в таком положении люди отдыхают около минуты, чтобы снова пуститься против ветра. Увидев меня, бойцы ожили, зная, что мое появление сулит близкий отдых, а главное - крышу над головой, где не будет этого ветра. Оставшийся путь прошли быстрей, чем предполагали и остановки делали только для того, чтобы избежать обморожений. Наконец путь пройден, люди размещены по помещениям и с этого момента начался новый этап в жизни батальона.

Первые дни после перехода в Ново-Ховрино прошли в знакомстве и приемке нового «хозяйства» батальона, в которое входили огневые рубежи и позиции, инженерные сооружения, минированные участки, позиции артиллерии и многое другое.

После разгрома немецко-фашистских войск под Москвой, дивизия полностью перешла на боевую подготовку всего личного состава. Все подразделения получили теплое обмундирование. Было получено новое отечественное оружие, так что ни одного бойца не осталось без оружия. Были сформированы минометный батальон, рота автоматчиков, батареи 76-мм и 45-мм орудий. В полк прибыло пополнение рядового и командного состава, часть из них попала к нам в батальон. Часть лучших младших командиров была направлена на курсы младших лейтенантов, а на должности командиров взводов прибыло несколько молодых офицеров из военных училищ. В ротах тоже заменили кое-кого из командиров. Так, в 8-й роте лейтенант т. Пряхин, как артиллерист, был откомандирован в распоряжение штаба дивизии, а на его место был назначен лейтенант т. Алимов. Командир 9-й роты т. Анно заболел и был направлен в госпиталь, на его место пришел из запаса лейтенант т. И.И. Куцемилов. Старший адъютант батальона т. Пименов был назначен заместителем командира батальона, а старшим адъютантом - т. Буссов.

В конце января 1942 года стало известно, что в ближайшие дни пройдет смотр полка, а затем мы направимся на помощь Ленинграду. Настал день смотра. Полк выстроен возле карьера перед Ново-Ховриным. Командир дивизии полковник Анисимов проводит смотр. Дойдя до роты связи, он останавливается, подзывает к себе командира полка майора Лукутина и с недовольным видом начинает его отчитывать: «В чем дело, ведь до сих пор все шло гладко?» А дело оказалось в том, что среди наших командиров оказался русский богатырь такого телосложения, к которому нельзя было подобрать готового обмундирования. Этим богатырем был командир радиовзвода т. М.П. Петухов и стоял он возле своего взвода в ушанке со звездочкой, но в сугубо гражданской бобриковой курточке и гражданских брюках. Через 48 часов, данных командиром дивизии, наш «пионер», как мы его звали, был обмундирован в полковой швальне. Теперь даже самый придирчивый генерал не смог бы сделать замечаний по форме одежды Петухова.

Вскоре был получен приказ о переименовании дивизии и частей, входящих в ее состав, и присвоении номера полевой почты. Значит, близок день отправки. Дивизия получила номер и стала называться 130-й стрелковой дивизией, а наш полк стал 664-м стрелковым полком. Наконец в начале февраля батальон получил приказ сняться с места и направиться на Савеловский вокзал для погрузки.

Прибыв на вокзал во второй половине дня, разместили по вагонам в первую очередь людей, расставили посты возле имущества, которое еще не было погружено. Затем на тормозных площадках были приспособлены пулеметы для противовоздушной обороны. Ночь провели спокойно. С утра погрузили оставшееся имущество, накормили людей и стали ждать отъезда.

Часа в четыре дня наш состав пошел. Двигались медленно. У станции Марк остановились и очень долго стояли, пока не стало совсем темно. Вдруг чувствуем, что едем обратно. Оказывается, нас передают на Октябрьскую железную дорогу. Утром мы ехали уже по направлению к Клину. Не доезжая Клина, несколько раз останавливались в поле на перегоне между станциями.

Вот и Клин. А где же станция, так знакомая многим москвичам? Ее нет, вместо нее руины, как и вместо всех пристанционных построек. Все это печалит взор, тяжело ложится на сердце. Клин - Калинин, по пути всюду разрушения. Наконец полоса разрушений осталась позади. Подъезжаем к станции Бологое. Здесь фашисты не были, что сразу видно по всему. Возле станции Бологое попали под бомбежку, но благополучно ее миновали, повернув на запад к станции Пено. Но до Пено мы так и не доехали, так как впереди железнодорожная линия была разрушена бомбежкой. Пока происходила разгрузка, бойцы из эшелона устроили в одном из пакгаузов импровизированный концерт, на который пришли жители станционного поселка и служащие станции, свободные от работы. Пройдя несколько километров от станции, остановились в селе Рождество, где нам была дана дневка. Оказалось, что в селе большое количество бань, расположенных вдоль протекающей здесь речки. Тотчас задымили бани, это наш эшелон собирался мыться после дороги. И действительно, не прошло и часа, как то тут, то там, стали раздаваться веселые голоса, смех, шутки.

Чуть начал брезжить рассвет, мы были уже на ногах и направились в путь. Пройдя километров 20, остановились, накормили людей и дали им отдых. Когда стало темнеть, отправились в дальнейший путь. Оказывается, днем колоннами проходить нельзя, так как фашистские разведчики наблюдают за дорогами и при обнаружении движущихся колонн вызывают самолеты. Волей-неволей пришлось совершать ночные марши. Как только начинает светать, мы останавливаемся, и отдыхаем, а вечером снова в путь.

К концу пути мы потеряли связь с полком. Пришлось идти, как говорится, наощупь, спрашивая дорогу у возниц и шоферов. Утром 23 февраля, в день Красной Армии добрались до небольшой деревни. Здесь нам повезло, так как в ней располагалась прокуратура армии. Мы связались с полком и вечером того же дня дошли до штаба полка, который находился в 8-ми километрах от этой деревни. Получив в штабе приказ, командир батальона возглавил колонну, и мы отправились дальше по свежерасчищенной дороге, но пункта назначения все не видно. Вдруг откуда-то из-за кустов появились несколько автоматчиков в маскхалатах и говорят, что в полукилометре отсюда находятся немцы. Оказывается, эту дорогу сделали только сегодня, а нам нужно было свернуть вправо и идти по малонаезженной дороге. Делать нечего. Пришлось повернуть назад. С трудом разыскали нужную дорогу и свернули на нее.

С полкилометра идти было хорошо, а дальше дорога превратилась в тропку. Иначе говоря, батальону пришлось идти по целине. Снег глубокий, сыпучий, ноги расползаются в разные стороны. Бойцы то и дело падают. Под утро измученные, но веселые пришли в лесок, построили шалаши и тотчас легли спать. В 12 часов отдохнувшие люди были готовы к дальнейшему пути. Наш батальон был отдан в распоряжение заместителя командира дивизии, и мы направились по указанному маршруту. Идем, идем, а деревни все нет, хотя по карте она должна быть. В чем дело? Спросили у проходившего мимо старика-крестьянина. Оказывается, немцы разрушили деревню до основания, даже не оставив печных труб. Лишь в полкилометре от этой деревни стояла полуразвалившаяся рига. Оставив батальон в лесочке, командир батальона вместе со мной направился в ригу. Заместитель командира дивизии находился там. Получив от него боевое задание и ознакомившись с ним по карте, мы попросили разрешения идти. Тут заместитель командира дивизии оторвался от карты и стал пристально нас разглядывать. Вдруг улыбнулся и сказал мне: «А помнишь, как я гонял тебя в Ховрино, что у ушанки уши болтаются? То другое время было, забудем это». Затем обнял нас по очереди и троекратно поцеловал. «Желаю успеха», - промолвил он и снова наклонился к карте. Догнав батальон, мы пришли в село Павлово, то есть остатки села. Два дня назад отбитого у врага.

Разместив людей и выставив караулы и охранение, в одном из домов мы нашли 3-х представителей 1-го полка нашей дивизии, которые на следующий день должны были уехать с оставшимся имуществом. Как сейчас помню, один был капитан и два старших лейтенанта. Они познакомили нас с обстановкой, указав минированные места и возможные подступы со стороны противника. Кроме того, они предупредили, что фашистские стервятники летают здесь по расписанию и нужно быть готовым к бомбежкам. Действительно, утром ровно в 9.00 послышался гул моторов, и началось наше воздушное крещение. Правда, все бойцы к этому времени были уже укрыты в щелях.

В 12.00 снова загудели моторы, снова посыпались бомбы и затрещали пулеметные очереди. В этом налете батальон имел первые потери. Пулеметной очередью был убит боец батальона т. Н.А. Соколов, бывший термист завода № 132.

В 15.00 состоялся очередной налет. На этот раз одна бомба попала прямо в дом, где были офицеры 1-го полка и все трое погибли. Эти налеты совершались ежедневно в строго определенные часы, а противостоять им у нас не было никаких средств, кроме обычных пулеметов. Один раз, во время очередного налета, мы немного струхнули. Бомба угодила в полуразрушенный сарай, стоящий недалеко от бань, где помещались бойцы. Вопреки ожиданиям, обычного взрыва не произошло, послышался какой-то глухой взрыв, и над сараем поднялось высокое облако желтого дыма. «Газовая атака!» - решили все и уже отдана команда «одеть противогазы». Однако через минуту выяснилось, что это ложная тревога. Просто бомба, пробив соломенную крышу сарая, врезалась в находящуюся там мякину и соломенную труху, и разорвалась в ее толще. Оттого и взрыв получился глухой, а желтым облаком оказалась вылетевшая от взрыва мякина, которая потом покрыла чуть не половину села. Вместе с мякиной по селу были разбросаны бумажные деньги «николаевки» и «керенки», которые, очевидно, были спрятаны под мякиной. Жители говорили, что этот сарай принадлежал бывшему кулаку-лавочнику, раскулаченному и высланному еще до войны. Несколько дней, после этого, мы со смехом вспоминали «газовую бомбу».

Наше недолгое пребывание в Павлово кончилось. Получен приказ о наступлении на деревню Дягилево. Вечером, когда уже стемнело, мы выступили. Кругом только и слышалось: «Наконец идем в наступление». Пройдя два километра полем, прошли деревню Бутылкино, затем, немного погодя, небольшой лесок и вышли к оврагу. У оврага подтянулись, быстро через него перебрались и остановились. Позже оказалось, что это была речка, и она простреливалась немцами. Но, очевидно, с самого начала наступление было разработано плохо, так как на весь батальон была одна карта этого района, находившаяся у командира батальона. Когда мы переходили через овраг и подтягивались, 7-я рота вместе с командиром батальона ушла вперед. Остальные подразделения не знали куда идти и, зайдя в лес, остановились, ожидая дальнейших распоряжений. Но вот появился офицер связи полка, и мы двинулись за ним. Когда подошел весь батальон, то 7-я рота уже занимала позиции на опушке леса перед деревней Дягилево. Пулеметчики сразу же поставили на намеченные позиции свои «Максимы», и не успел батальон развернуться, как начался наш первый бой. Мы видели, как в Дягилеве начались пожары, и при свете пожаров было видно, как немцы садились на машины и удирали. Эх, огоньку бы сюда! Звоню на батарею, прошу огня по Дягилеву. А ответ получил таков: «Помочь не можем, на всю батарею 5 снарядов». 7-я рота, а за ней уступом 8-я рота перешли в наступление без артогня. Как только достигли лощины, пролегающей перед Дягилево, заговорили вражеские ДОТы. Потери стали большими и пришлось отходить.

Так, несмотря на большой подъем и наступательный дух, первое наступление захлебнулось. Стали считать потери. Погиб командир батальона товарищ Шувалов, его помощник по политчасти товарищ Буздалин, командир 7-й роты товарищ Филимонов, его помощник товарищ Тихонов, выбыли все командиры взводов 7-й роты и частично 8-й. Из рядового и сержантского состава этих рот не хватало доброй половины. Больше всего пострадала 7-я рота.

Отойдя в лес, мы отсидели в нем целый день, а к вечеру снова пошли в наступление. Правда, урок заставил нас подготовиться лучше, весь день шла подготовка, и к вечеру каждый знал свое место. Но и немцы тоже не зевали. Они с темнотой заслали нам в тыл несколько автоматчиков-кукушек, которые сторожили пешеходные тропы и сеяли панику в тылу. Одну из кукушек мне удалось снять автоматной очередью.

Вот батарея открыла огонь по Дягилеву, что служило сигналом начала наступления. Огонь вскоре прекратился, и батальон вновь пошел в наступление. Все в начале шло хорошо. Вдруг заминка с 9-й ротой, она прекратила движение, а 8-я рота идет вперед. Спешу туда, узнать, в чем дело. Оказывается с командиром роты не все ладно. Видимо, первый бой подействовал на него, и он начал заговариваться. Подползаю в расположение роты и приказываю немедленно идти вперед, так как по роте уже начали бить минометы. Командир роты Куцемилов, выслушав приказание, встал во весь рост и пошел его выполнять, а роста он был высокого, примерно около 185 см. Я кричу ему, чтобы он ложился и вел роту ползком, тогда он ложился и замирал, переставая командовать. Пришлось применить порцию крепких словечек. Это его немного привело в себя, и он повел роту, временами все еще вскакивая. Вдруг рота остановилась снова. Оказалось, что убит командир роты, а принять командование некому, т. е. весь командный состав выбыл. Принимаю решение взять командование ротой на себя и сообщаю раненому командиру батальона т. Пименову. Несколькими перебежками вывел роту из-под минометного обстрела, сосредоточив в небольшой лощинке.

А ДОТ, от которого вчера пострадал батальон, стреляет без передышки. Теперь стояла задача обезвредить ДОТ и дать батальону возможность идти вперед. Вместе с бойцом роты выползаю на бугорок, чтобы лучше был обзор. Впереди несколько кустиков стоят в направлении ДОТа, из-за которых ничего не видно. Решаю перебежать к ним, опираюсь на автомат и приподнимаюсь... Вдруг по руке что-то стукнуло. Чувствую, что руку как-то осушило, как бывает при ударе молотком с расщепленной ручкой. Я сдергиваю рукавицу и сую руку в снег. Вроде стало легче. Беру левой рукой автомат, а у него все ложе разбито в щепки. Пытаюсь правой достать пистолет. Но не могу. Лежащий рядом боец шепчет мне: «Вы ранены». Не верю ему, смотрю на руку, а рукав маскировочного комбинезона уже потемнел от крови. Сползаю с бугра, передаю командование ротой сержанту и ползу на перевязку. Во рту стало пересыхать, чувствую, что ползти не могу, тогда поднимаюсь во весь рост и иду. Только два раза пришлось ложиться, когда рядом слышался вой мины. В лесу встретил сандружинниц и Катя Миронова сделала мне первую перевязку. После перевязки стало легче. Я пришел на командный пункт батальона, где в тот момент находился начальник штаба полка майор Кереченков. Я доложил о всем происшедшем, о гибели командира 9-й роты, о том, как рота вышла из-под минометного обстрела и где находится сейчас. Майор Кереченков обнял меня и поблагодарил от имени командования полка, и сказал, что доложит командиру полка. Я хотел остаться на командном пункте, но командир батальона и начальник штаба приказали идти в санвзвод.

В санвзвод попал только ночью, и при осмотре раны оказалось, что меня подстерегла шальная разрывная пуля, разбившая кисть правой руки. Рано утром я тепло попрощался с товарищами, с которыми с самого начала начинал путь в батальоне. Вышел из санвзвода и невольно показались слезы, я смахнул их и вижу, что и девушки тоже плачут. Ведь батальон стал второй семьей, и расставание с ним было очень тяжелым.

Так кончился только начатый путь, пройденный мною в рядах славной 3-й Московской Коммунистической дивизии. Долго еще, с марта (был ранен 2 марта) до конца 1942 года, пришлось мне переезжать из госпиталя в госпиталь, пока не попал в Чкаловскую область, где пролежал полтора месяца. В конце июня был выписан из госпиталя и приехал снова в Москву. Здесь встретил кое-кого из товарищей по батальону и узнал, что нас, бывших бойцов дивизии не забывают.

В Москве находился начальник политотдела дивизии т. Бирюков, который вручил нам, ветеранам дивизии, гвардейские значки за участие в боях за Молвотицу.

На старый завод возвратился в августе 1942 года после демобилизации из армии. Знакомых лиц очень мало, все новый народ, но и с ним начал работать, выпуская продукцию, необходимую для фронта.

Но вот отгремели залпы Победы и оставшиеся в живых стали возвращаться по домам. Немного из заводских товарищей, ушедших со мной на фронт, остались в живых, только 12 из 42. Да и большинство из них стало работать на других предприятиях. Сейчас на заводе из ветеранов дивизии осталось только двое: т. Киссин, который является начальником одного из ведущих цехов, и я, работающий начальником техбюро в том же цехе, где начальником Киссин.

Большую помощь в моих воспоминаниях первого периода (октябрь 1941 года) оказал мне бывший комиссар Октябрьского батальона т. Киссин, у которого сохранились написанные мной по памяти летом 1942 года списки командиров и бойцов Октябрьского батальона.

Буссов Г.И., бывший начальник штаба формирования рабочего батальона Октябрьского района, затем старший адъютант 3-го батальона 3-го стрелкового полка 3-й Московской Коммунистической дивизии 19 июля 1957 года.

Воспоминания

Ершов Борис Павлович

Фашистские банды сплошной лавиной, не считаясь с потерями, рвались к столице нашей Родины - к Москве. Все лучшее в партии, в рабочем классе и в крестьянстве осаждало военкоматы с требованием о зачислении в ряды Красной Армии и о срочной отправке на передовые позиции.

Я, несмотря на запрещение наркома, решил отложить исследовательские работы и вместо эвакуации в Свердловск 14 октября 1941 года явился в Первомайский военкомат и записался добровольцем.

15 октября 1941 года нас, добровольцев Первомайского района, перевели со сборного пункта у Заставы Ильича в 416-ю школу, расположенную около Горбатого моста на шоссе Энтузиастов.

В этой школе был организован 1-й батальон московских рабочих Первомайского района. Нас вооружили старыми французскими винтовками образца 1886 года, у большинства этих винтовок были сборные детали, ибо на каждой из них был свой номер. Только через 10 дней, т.е. 25 октября, нам удалось испробовать эти винтовки и оказалось, что большинство из них настолько износились, что попасть в мишень на 100 метров даже с применением станка довольно трудновато. Но ничего, нас это не смущало, мы были уверены в том, что в первых боях добудем себе немецкие автоматы, и с помощью их будем бить фашистских захватчиков.

16-го октября, мы, бойцы и командиры Первомайского батальона, походным маршем прошли через центр столицы и разместились в старом здании Тимирязевской сельскохозяйственной академии, в котором до войны размещался институт механизации и электрификации сельского хозяйства.

Через несколько дней был организован 3-й полк Московских рабочих, в который полностью вошел Первомайский батальон. На первом собрании членов партии после речи комиссара полка выступил пожилой доброволец и сказал: «Товарищи, я не могу согласиться с концом речи комиссара, ибо лозунг «Кровь за кровь» партия и товарищ Сталин выдвинули в качестве минимального требования, рассчитанного на весь вооруженный народ. Мы же, по выражению тов. Щербакова - краса и гордость московских пролетариев, должны на своем знамени написать: «За стакан советской - ведро немецко-фашистской крови». Этот лозунг был принят коммунистами, а затем и всем составом полка и в дальнейших боях он осуществлялся на практике.

В середине ноября наш полк перебросили в Химкинский район.

23 ноября командир полка собрал всех бойцов-женщин - добровольцев (их в 3-м полку было более двухсот), указав на трудности предстоящих боев, походной жизни, предложил всем желающим освобождение от дальнейшего несения военной службы. Это предложение командира полка женщины встретили с таким возмущением и с такой обидой, что сразу же пришлось прекратить разговоры о демобилизации. Ни одна из женщин не согласилась уходить из полка. Многие женщины и девушки, выступая на этом собрании, говорили о том, что они будут биться с врагом во много раз лучше мужчин: «Мы хотим активно в качестве бойцов участвовать в Отечественной войне, без похвальбы заявляем о том, что в непосредственной схватке с врагом сумеем зарекомендовать себя бойцами не только не уступающим мужчинам, а бойцами-героями, резко отличающимися от основной массы мужчин».

Это слово женщины-бойцы подтвердили делами.

Вот о женщинах-бойцах и санитарках мне хочется сказать несколько слов: Мстиславская. Ей более 40 лет. У нее все мысли, все желания направлены на облегчение страданий воинов. Она на поле боя в период ураганного обстрела спокойно и деловито перевязывала раненых бойцов и командиров, увлекая своим примером мужества других.

Лиза Валяева пришла к нам в полк со своими подругами-студентками геолого-разведывательного института. Она быстро изучила минометное дело и проявила себя в боях отличным минометчиком, храбрым бойцом Красной Армии. В бою за крупный опорный пункт немцев - деревня Черная, огневые позиции наших минометных батарей были обнаружены немецкими наблюдателями и на их расположение посыпались сотни мин и снарядов. Земля тряслась как в лихорадке. Все живое на минометных позициях прижалось к земле, спряталось в окопы, канавы и воронки от взорвавшихся мин и снарядов. Только один миномет Лизы Валяевой, направляемый опытной рукой, продолжал систематически обстреливать огневые позиции фашистов. В этом бою Лиза была легко ранена и после двухнедельного лечения возвратилась в полк и снова встала к миномету.

Лида Божевская - студентка геолого-разведывательного института - отважная минометчица. Медаль «За отвагу» украшала ее грудь. После тяжелого ранения она возвратилась в полк и ее оставили работать в качестве телефонистки при штабе полка. Эта работа ей не нравилась, и она почти ежедневно надоедала командиру полка и начальнику штаба просьбами отправить ее в минометную батарею. Но вместо минометной батареи ее направили с группой товарищей в разведку с целью «добыть языка». После трехдневного скитания по тылам врага Лида вернулась не одна, а с немецким офицером - детиной чуть ли не двухметрового роста, которого притащила на своей спине. Плененный Лидой немецкий офицер, пришедший от страха в себя только в штабе полка, от злости чуть не откусил себе язык, узнав о том, что его взяла в плен, привела - принесла девушка, похожая больше на ребенка.

Михайленко Валя - ответственный секретарь комсомольской полковой организации, хрупкая, тонкая, еще ребенок на вид, девушка. Часто в боях своим примером поднимала и вела на врага бойцов, растерявшихся от грохота разрывающихся мин, снарядов и свиста пуль.

Пулеметчица Лаптева, работающая при любой боевой обстановке на своем пулемете также спокойно и методически, как работница швейной фабрики, выполняя любую работу, шьет на машине и от полноты жизненного счастья поет песню. Лаптева под ураганным огнем фашистов спокойно стреляла из пулемета и пела песни о великой жизни советского народа и о ненависти к фашистским захватчикам.

В нашем полку была большая группа работников завода «Серп и Молот». Эти передовики производства, организаторы стахановского движения на заводе, на фронтах в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками проявили себя настоящими героями-патриотами, беззаветно преданными своей Родине.

Вот один из них - тов. Сапфирский, рабочий завода «Серп и Молот», молодой, сильный и всегда веселый человек, постоянно думающий о том, как помочь товарищу. Назначенный в разведывательную роту, он проявил себя достойным бойцом нашего свободного советского народа, бойцом, а затем командиром, который уже в мае месяце 1942 года носил на груди своей орден Красного Знамени и медаль «За отвагу».

Зайцев, тоже работник с «Серпа и Молота». Боевой командир разведывательной роты полка. Это его разведчики под его командованием в ноябре 1941 года сбили немецкий бомбардировщик пулями от винтовок. Он все время своими разведданными обеспечивал полку правильную расстановку сил и разработку правильного плана боевых операций. Погиб в боях под деревней Черной.

Майор Ганенков - пожилой человек из запаса. После ранения Пшеничного, командиром полка был назначен Ганенков. Несмотря на мягкость характера и девичью скромность, был решительным и храбрым командиром. В одном из боев под деревней Лунево он был тяжело ранен разорвавшейся вблизи миной и увезен в госпиталь. Бойцы и командиры тяжело переживали эту утрату. Где теперь товарищ Ганенков?

Комсомолец Щавелев. Комсорг полка Щавелев был всегда в передовых подразделениях полка и своим примером, мужеством и отвагой в самые трудные моменты боя увлекал бойцов вперед к фашистским укрепленным рубежам.

В одном из упорных боев под ураганным огнем фашистских минометов и автоматов бойцы прекратили продвижение вперед, залегли и окопались в снегу. От энергичного нашего наступления зависела жизнь многих бойцов и командиров, возвращавшихся после операции в тылу врага. Посланный мною Щавелев, несмотря на ураганный огонь противника, примером, убеждением, а иногда и принуждением собрал растерявшихся бойцов и повел их на решительный штурм фашистских укреплений. Фашистские громилы дрогнули и убежали. Наши части из боевого рейда в тылу врага, воспользовавшись этой паникой, благополучно, почти без потерь, вернулись в свои подразделения.

Этот геройский поступок Щавелева с учетом всех прежних боевых подвигов заставил командование полка представить его к правительственной награде. Но вместо ордена Щавелев получил 10 лет тюремного заключения и лишен звания среднего комсостава. Причиной такого резкого изменения судьбы Щавелева было следующее событие: наш полк несколько раз неудачно пытался выбить противника из хорошо укрепленного населенного пункта - Островня. В одном из таких неудачных боев боец Щавелев, с организованной им на поле боя небольшой группой, ворвался в деревню, но своевременно не поддержанный другими подразделениями принужден был отводить свою малочисленную группу на исходные позиции. Щавелев, огнем из автомата прикрывая отход храбрецов, начал отползать только после того, как убедился в полной безопасности отошедших товарищей. При отходе на исходное положение Щавелев заметил глубоко в снегу раненого осколком мины в живот своего товарища детства и учебы. Все его попытки утащить товарища с поля боя не увенчались успехом, ибо вывалившиеся внутренности зацепились за какое-то препятствие и начали примерзать. Смертельно раненный товарищ пришел в себя и начал просить Щавелева не трогать его, не причинять ему напрасно мучительных болей и дать ему возможность скорее умереть.

Немцы все ближе и ближе приближались к Щавелеву и его смертельно раненному товарищу. Щавелев не выдержал жалобных стонов товарища, зная о зверствах фашистов, помог товарищу застрелиться. За такое действие Щавелев был отдан под суд, ибо он должен был, не считаясь с просьбой товарища, несмотря на его болезненные крики, утащить его с собой. Отбывать десятилетнее наказание Щавелеву предложено на фронте простым бойцом. В первом же бою Щевелев проявил себя снова героем, вынес с поля боя трех тяжело раненных бойцов и почти из рук немецких зверей вырвал раненого командира. Командиры роты и батальона возбудили ходатайство о снятии судимости с тов. Щавелева, но вновь назначенный комиссар Гольштейн отказался подписать ходатайство, мотивируя тем, что слишком рано говорить о помиловании. В дальнейших боях Щавелев еще несколько раз проявил себя героем и его восстановили в правах и наградили...».

СТУКОВ - доброволец Сталинского района, в дальнейшем секретарь полкового партийного бюро. Он быстро завоевал любовь и уважение бойцов и командиров и своим примером, беззаветной преданностью и любовью к Родине не один раз поднимал бойцов на фашистские укрепленные позиции. Стукова в период боя можно было найти только в самых опасных и на самых решающих участках сражениях. Он своим спокойным голосом ободрял бойцов и почти всегда первым бросался в самую гущу боя, бросался, не оглядываясь назад, ибо был уверен, что все бойцы пойдут за ним. Шальной осколок мины сразил этого любимого всеми товарища, многие не могли удержать хлынувших из глаз слез.

Я не могу в коротком сообщении из дневника вспомнить всех боевых товарищей, погибших в борьбе с фашистами, так и здравствующих поныне! Я хочу несколько слов сказать о музыкантах нашего полка. Музыканты в полку для непобывавшего на фронте кажутся людьми, не участвующими в боях, а только веселящими бойцов, находящимися на отдыхе во втором эшелоне. Такое мнение не отвечает истинной действительности, ибо музыканты активно участвуют в бою, выполняя ответственную боевую задачу. Музыкант в период боя - это санитар, выносящий с поля боя убитых бойцов и командиров и снаряжающий их в последний путь. Немецко-фашистские звери на трупы убитых наших бойцов смотрели как на источник наживы и без боя уносить их не позволяли. Музыкантам приходилось каждый труп убитого отвоевывать. В наступившую после боя ночь все музыканты, руководимые своим дирижером, тихо и с большими предосторожностями подбираются к немецким укрепленным пунктам и, привязав к себе тело убитого, также тихо и незаметно относят трупы в безопасное место. В этой работе, почетной и боевой, нужно уметь передвигаться незаметно, иметь крепкие нервы и любить не только живых, но и мертвых бойцов.

Начавшийся рассвет приносит фашистам большое разочарование: вот тут, рядом, метров 10-20, лежали трупы бойцов в теплых валенках и меховых полушубках, а теперь теплые валенки, полушубки и шапки, которые немцы считали своими - унесены вместе с телами бойцов. Музыканты незаметно подобрали трупы, винтовки, пулеметы, не оставив ничего советского этим бандитам.

У нас в полку особой виртуозностью игры на духовых инструментах отличались т.т. Банников, Григорьев, Антонов и Владимиров, и они же проявляли величайшую храбрость, отвагу и умели выносить тела убитых из-под самого носа противника, несмотря на ураганный пулеметно-минометный огонь. Они герои,  потому что идут в одиночку, ползут не к живым, а к мертвым товарищам, ползут, ежеминутно рискуя потерять свою жизнь. А вечером, после дневного отдыха, они снова развлекают в тылу раненых, выздоравливающих и отдыхающих бойцов, командиров и политработников.

Ершов Б. П., 10. 10. 1957 г.

Воспоминания

Ровнов Кузьма Ильич

Война застала меня на Московском заводе «Станколит». Я в то время работал электромонтером, одновременно учился в вечернем Электромеханическом техникуме. Помню, с каким волнением мы узнали о вероломном нападении гитлеровской Германии на Советский Союз. С первого дня ряды коллектива стали редеть. Сначала на фронт уходили те, кто помоложе, после них стали уходить постарше. По состоянию здоровья я был освобожден от призыва в армию, но на душе было неспокойно. Враг захватывал нашу территорию, и каждый из нас считал своею обязанностью защищать свою землю от захватчиков. Пока не могло быть разговора о том, чтобы меня взяли в армию, и я продолжал работать. Нужно было оставаться дежурить по вечерам, ночью, иногда и две смены подряд. Хотелось отдать свои силы заводу, Родине.

В это напряженное для страны время, у нас, коммунистов, не возникало и мысли о 8-часовом рабочем дне. Мы знали - на фронте тяжело, значит, мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы помочь фронту.

Положение на фронтах осложнилось. Особенно напряженно оно было в октябре 1941 года. Враг рвался к Москве. Ряды станколитовцев сильно поредели. Кто ушел по призыву, кто - добровольцем. Каждый день, приходя на завод, мы недосчитывались то одного, то другого товарища - ушли на фронт.

В это время в Москве формировалось народное ополчение. В ополчение принимали людей старше призывного возраста и тех, кто по какой-либо причине освобожден от фронта.

В Дзержинском районе формировался рабочий батальон 3-й коммунистической дивизии. В него принимали только коммунистов и комсомольцев и лишь в виде исключения - отдельных беспартийных. Партийное бюро завода, подбирая кандидатов для этой дивизии, остановило свой выбор на моей кандидатуре. 14 октября я, вместе с другими членами партии, был вызван на заседание партийного бюро завода. Вот сидим, все 30 человек. Все мы знакомы между собою - некоторые ближе, другие менее близко, но все мы члены одного партийного коллектива, все мы встречались на партийных собраниях. В партийном бюро тоже произошли изменения. Секретарь партбюро - новый. Василий Филиппович Дудукин несколько дней тому назад тоже ушел в армию. Нет многих других членов бюро.

- Кузьма Ильич! Готов ли ты выполнить задание партии и сражаться с врагом в Коммунистическом отряде? - спрашивает меня заместитель секретаря Иван Алексеевич Серебров. В комнате напряженная тишина. Я мысленно перебираю всю свою жизнь до этого дня. Мне ли, потомственному рабочему, не идти на фронт! Мне ли не защищать свою родную советскую власть! Мой отец, Илья Иванович Ровнов, 56 лет проработал на железнодорожном транспорте. Он дал мне образование, квалификацию. С молодых лет я привык быть в первых рядах. В 1924 году я вступил в комсомол, в 1930-м - в партию. Любое задание партии и комсомола для меня было законом. И вот сейчас, когда Родина в опасности, кто как не мы, коммунисты, должны в первых рядах защищать ее?

- Благодарю, товарищи, за доверие. Постараюсь его оправдать! - говорю я. Члены бюро прощаются с теми, кого они отобрали в рабочий батальон, и мы уходим.

Собраться надо за один день. Завтра мы покидаем завод, столицу.

Из нас, станколитовцев, сформировали пулеметный взвод, командиром которого был назначен тов. Бурдаков, а затем - тов. Рождественский.

 

О моих товарищах

Итак, мы в школе № 606 Дзержинского района, в Марьиной Роще. Скоро трогаться в путь. Вот уже привезли военное снаряжение. Правда, все снаряжение старого образца. Винтовки - 1898 года, пулеметы тоже устаревшей конструкции. Но мы знаем, что наши войска ведут горячие бои и оружие им нужно. За время подготовки к отправке в путь ближе приглядываемся друг к другу и как бы снова узнаем друг друга. Не зря же говорится в русской пословице: «Друзья познаются в беде».

Хорошо я знал формовщиков 1-го цеха М.Ф. Андреева и М.К. Фролова. Оба они были хорошими работниками. Фролов несколько лет принимал активное участие в профсоюзной работе. И вот сейчас, в тяжелые дни, я узнаю и другие стороны жизни Михаила Константиновича. У него, оказывается, трое маленьких детишек, о которых он говорит с большой любовью и беспокойством. И в то же время, он рвется в бой, хочет лично участвовать в разгроме врага. «Только сражаясь, громя врагов, я смогу завоевать счастье своим детям!» - говорит он.

Впоследствии тов. Фролов погиб на фронте. А у нас на заводе до сих пор вспоминают этого скромного и честного коммуниста, отдавшего жизнь за Родину. В тяжелое военное время коллектив завода много помогал жене Фролова в воспитании детей.

Модельщики Кокин Ф. и Петров А. - совершенно разные по биографии и по складу характера люди. Тов. Кокин - опытный модельщик, хороший специалист, которому всегда поручались самые сложные производственные задания. Как лучший производственник он получил площадь в новом заводском доме. Он уделял много внимания не единственному ребенку, жил так, как жили до войны многие советские рабочие, интересовался театром, литературой, любил кино.

Алексей Дмитриевич Петров - еще совсем молодой, ему только 17 лет. Он весь так и искрился молодостью и весельем, у него все было еще впереди. Собирался стать квалифицированным модельщиком, учиться, но война разрушила все его планы, и добровольно, по призыву комсомольской организации, А.Д. Петров отправился в рабочий батальон, в Московскую коммунистическую дивизию. На фронте вскоре тов. Петрову было присвоено звание старшего сержанта, вернулся с тяжелым ранением в ногу, руку, а в правом легком остался осколок 2,5 на 1,5 см.

Иван Александрович Никольский - единственный беспартийный в нашем взводе. Ему оказана большая честь: его, беспартийного большевика, зачислили в коммунистический взвод. Он гордился этим и со свойственной ему серьезностью готовился к бою. До войны, бухгалтер производственного отдела, Иван Александрович, очень любил литературу, живопись, музыку, вообще искусство. Он неплохой художник.

В боях с немецкими оккупантами за деревню Новогучево был тяжело ранен, отправлен в госпиталь, а оттуда не вернулся к нам, а сражался на другом фронте командиром отделения. В одном из боев, обеспечивая наступление своего подразделения, тов. Никольский пулеметом отвлек внимание немцев и принял на себя огонь противника. Этим самым он дал возможность нашим подразделениям выполнить боевое задание, обойти с фланга противника, перестрелка с противником велась до тех пор, пока осколком разрывной пули не выбило оба глаза т. Никольскому. Несмотря на тяжелое ранение, тов. Никольский продолжал стрелять до тех пор, пока не кончилась вся пулеметная лента.

За образцовое выполнение боевых заданий т. Никольский был награжден орденом Отечественной войны 1-й степени. После возвращения из госпиталя Иван Александрович женился. Завод предоставил ему хорошую комнату в новом доме. Сейчас тов. Никольский работает в учебно-производственном комбинате Всероссийского общества слепых (ВОС).

А вот наш самый юный товарищ - Ванюша Пояков. Ему еще нет 17 лет. Он - ученик ремесленного училища. С первого дня войны он осаждал комитет комсомола с просьбами - отправить его на фронт. Ванюшу уговаривали - сначала окончить школу, убеждали, но юноша оставался непреклонным. Когда на заводе начали подбирать людей в коммунистическую дивизию, Ваня обошел всех - комитет комсомола, райком и партийное бюро, и добился, чтобы его горячая просьба была удовлетворена. И вот он сидит среди нас и блестящими глазами смотрит на полученную винтовку. Пусть винтовка старого образца, это неважно. И такой можно бить врага, тем более, когда твое юное сердце полно беспредельной ненависти к врагу. Ванюше пришлось выдержать еще один серьезный спор, но он сумел из него выйти победителем.

Когда мы прибыли на место, командиры - тт. Бурдаков - стрелковой роты, Рождественский - пулеметного взвода и политрук - тов. Николаев встревожились тем, что им в часть прислали такого юного бойца. А когда они узнали, что Ванюше нет и 17 лет, они забеспокоились еще больше. Пригласив Ваню Полякова к себе, политрук стрелковой роты тов. Николаев долго уговаривал Ваню, чтобы он шел обратно в Москву, поработал годик-другой на заводе, а там видно будет. Но Ваня категорически отказался:

- Я сам, своими руками, вместе с вами буду громить и гнать с нашей земли немецких оккупантов. Я никуда не уйду!

И он так настойчиво просил командование оставить его в нашей роте, что ему, в конечном итоге, разрешили.

За время пребывания в нашем подразделении Ваня выполнял самые различные задания командования. Долгое время он был на фронте связным у командира взвода. Особенно тов. Поляков отличился своей мужественностью и храбростью в одном из боев. Наша часть пошла в наступление, немецкие оккупанты не хотели покинуть своего оборонительного рубежа, завязалась большая и длительная перестрелка. В нашем пулеметном отделении осталось совсем мало патронов. Тов. Поляков под сильным огнем противника, ползком, по-пластунски доставил к огневой точке несколько ящиков с патронами. Этим самым обеспечил продвижение нашего подразделения вперед, и немцы были выбиты с занимаемого оборонительного рубежа. Впоследствии Иван Поляков пал смертью храбрых в одном из боев. Вечная тебе память, наш юный товарищ!

 

Наш коммунистический

18 октября 1941 года наша воинская часть вышла на Волоколамское шоссе и расположилась в бывшем Доме отдыха Академии гражданского воздушного флота. Здесь мы приняли военную присягу и были зачислены в действующую Красную Армию. С этого дня наша часть непрерывно двигалась по направлению к местам боев нашей и немецкой армий.

Мы пришли в деревню Иваньково и окопались. 27 октября двинулись дальше - в Нахабино. Передовая линия фронта находилась от нас в пяти километрах. Здесь нам впервые пришлось услышать вблизи орудийные выстрелы, разрывы снарядов.

4 ноября 1941 года наша часть пришла на станцию «Трикотажная» Калининской железной дороги, Новобратцевский поселок фабрики «Победа труда». Здесь мы основательно закрепились: сделали землянки, отрыли окопы, построили ДЗОТы и всевозможные ходы сообщения. Здесь наша воинская часть готовилась встретиться с противником.

Недалеко от нас расположилась приданная нам артиллерийская часть с орудиями разного калибра. Комиссаром этой части был Григорий Александрович Игнатьев.

Теперь мы получили другое военное оснащение. Нам заменили винтовки, кое-кому дали автоматы, противопехотные и противотанковые гранаты. Были вручены новые станковые пулеметы типа «Максим». Днем и ночью мы стояли в боевом охранении, на своих рубежах. А в землянках в это время изучали материальную часть нашей боевой техники. Желание разгромить врага у нас было очень сильное. Поэтому мы быстро и хорошо освоили военное дело.

Командир пулеметного отделения, тов. Андреев М.Ф., до войны служил в Красной Армии. У него было много практики в военном деле, он не жалея сил учил своих бойцов практическим и теоретическим знаниям огнестрельного оружия - станкового пулемета системы «Максим», русской винтовки системы Мосина и автомата ППД.

Соревновались между собой пулеметные отделения. Часто выходили на практические стрельбы, тактические занятия, упражнялись в метании ручных и противотанковых гранат по целям. Занимаясь практическими делами, мы не забывали политическую подготовку, читали газеты, проводили беседы, а в конце ноября 1941 года у нас был интересный доклад. Мы собрались в клубе фабрики «Трикотажная». Журналист Д. Заславский сделал нам содержательный доклад о международном положении. Обстановка на фронте в тот момент складывалась неблагоприятная для нас, но тов. Заславский привел много примеров героического поведения наших воинов в сражениях наших частей, бойцов и командиров, и мы становились уверенными в том, что победа будет за нами. После Заславского выступил командир полка. Он рассказал о первых действиях нашей коммунистической дивизии, и о том, что разведка нашей части принимала участие в боевых операциях и доставила командованию «языка». В результате нам стали известны оборона противника и их дальнейшие планы наступления на Москву. В этих операциях разведки боем произошли первые потери среди наших солдат, но наш коммунистический отряд помнил, что он во всем должен быть передовым и, несмотря на то, что силы противника намного превосходили нашу разведку, она с честью справилась с заданием командования.

Осенью 1941 года вражеские самолеты часто совершали налеты на столицу, бомбили жилые дома и промышленные предприятия. Солдаты нашего подразделения принимали активное участие в отражении налетов вражеской авиации.

Во время бомбежки вражескими самолетами наши солдаты: тт. Кокин Ф., Ажирков, Кожевников, Дугин и другие оказывали помощь раненым из гражданского населения, участвовали в тушении пожаров и ликвидации всех последствий бомбежек.

В тяжелые дни ноября-декабря 1941 года, по приказу командования, мы дни и ночи стояли на рубежах около шоссейной дороги. Мне с товарищами приходилось просиживать много ночей в ямах в ожидании прорыва вражеских танков или машин. Оснащенные боевым снаряжением, гранатами, мы вели тщательное наблюдение за местностью, твердо решив не пропустить никого дальше того места, где мы залегли.

Затаив дыхание, поджидая вражеские машины, в зимнюю стужу, не разуваясь по несколько суток, не досыпая ночей, мы были готовы в любую минуту отдать свою жизнь за счастье народа, как-то совсем утратили страх перед врагом. Мы знали, что ни один немецкий солдат не пройдет через наш оборонительный огневой рубеж.

В суровой обстановке Отечественной войны все коммунисты нашей части не могли посещать полковые партийные собрания. Представителем от нашей части на партийное собрание был выделен я. Собрание проводилось в школе села Спас, в трех километрах от нашего огневого рубежа. Поздно вечером, под выстрелами, приходилось возвращаться в свое подразделение, а на другой день в каждом отделении пулеметного взвода я проводил беседы с коммунистами, доводя до них решение партийного собрания. Все солдаты внимательно слушали сообщение о собрании, готовые в любую минуту пойти в бой с немецкими оккупантами. Так незаметно подошел и новый. 1942-й год.

Встречали мы его все на том же боевом рубеже. Но уже прибавился военный опыт, окрепла ненависть к врагу. Конечно, в боевой обстановке некогда было думать о встрече Нового года. Только теплее вспоминали довоенную Москву, своих близких и родных. За хорошую политическую подготовку и практическую стрельбу по целям из станкового пулемета я получил подарок, сделанный руками москвичек. Весь подарок был, конечно, разделен между боевыми друзьями - такой уж у нас в подразделении установился обычай: горе и радости - все делить между собой. К этому обязывает нас боевая красноармейская дружба. А в нашем подразделении, где все были коммунистами, однозаводчанами, эта дружба была еще сильнее.

 

Доверие оправдано

В охране рубежей столицы наша часть оправдала свое назначение. Все чаще и чаще стали поговаривать о том, что нас перекинут в места боевых действий.

9 февраля 1942 года, по приказу Главного командования, вся наша воинская часть пришла на Савеловский вокзал Северной железной дороги для погрузки в эшелоны.

11 февраля в 15 часов дня в боевом снаряжении наш эшелон отправился от станции Москва - Бутырская в сторону Санково - Бологое.

14 февраля 1942 года эшелон прибыл на станцию Черный Дор Калининской железной дороги в полночь. В два часа ночи построились и пошли пешком к линии фронта. Шли 15, 16, 17. 18 и 19 февраля - день и ночь. Прошли примерно 250 км. Пулеметы системы «Максим» были установлены на лыжах. Двое солдат впереди в упряжке, остальные сзади помогали везти пулемет. Мы шли в полном боевом обмундировании и с большим запасом патронов.

Кто бывал в Калининской, Новгородской и Ленинградской областях, те знают их рельеф. Там много лесов, оврагов, перевалов и болот. Можно себе представить, каким нелегким был этот многодневный поход в зимнее время и в полном военном снаряжении.

Останавливались в основном ночью, в населенных пунктах - в деревнях, заходили в избы напиться, погреться. В каждый дом набивалось столько солдат, что пройти, не наступив на лежавшего или сидящего на полу бойца, было просто невозможно. И даже такой отдых был кратковременным - 30 - 40 минут, а потом опять команда «Становись!», даже кушали мы в такие дни очень мало. Гужевой транспорт с продуктами питания отставал на много километров. Полевая кухня тоже. Нам разрешили использовать из вещевого мешка так называемый неприкосновенный запас питания - «НЗ», необходимый для непредвиденных обстоятельств. 19 февраля батальон, наконец, прибыл к месту назначения, в деревню Поленово. Переночевали. Утром следующего дня, построившись, пошли на передовую линию для занятия исходного рубежа. Итак, началось наше боевое крещение на передовой линии фронта. Мы хорошо окопались в снегу, сделали ДЗОТы для пулеметов, отрыли хода сообщения, а в 24 часа наше командование получило распоряжение - перейти в наступление на противника.

Перед нами находилась деревня, занятая немцами - Новая Русса Новгородской области. Противник основательно поработал по совершенствованию своих оборонительных позиций. На каждые 100-200 метров был построен ДЗОТ. Их в полосе нашего наступления насчитывалось до 35. Все ДЗОТы и крутости оврагов немцы полили водой, и они покрылись слоем льда от сильного мороза. Проволочные заграждения были построены в «четыре кола», а на деревьях находилось большое количество снайперских «кукушек». Февраль в ту зиму был очень снежным. Глубина снежного покрова доходила до 1,5-2 метров. Все это препятствовало нашему наступлению. Но в 2 часа ночи наша воинская часть пошла в наступление на противника. По приказу командования мы оставили вещевые мешки и противогазы на исходном рубеже для атаки. Запаслись боеприпасами и тронулись в наступление. Вначале шли, растянувшись в одну шеренгу. Потом залегли и передвигались по-пластунски. Противник подпустил нас близко к своему оборонительному рубежу, а потом открыл огонь из всех видов оружия. Это было настоящее боевое крещение, над головой свистели пули.

Возле нашего пулеметного отделения разрывались мины разного калибра. Командир, тов. Рождественский, наблюдал за противником в бинокль, четко командовал нашему расчету, куда направить огонь из станкового пулемета. Быстро были сняты нашим огнем снайперские «кукушки» противника, засевшие на деревьях у первых домов Новой Руссы. Далее были подавлены огневые точки в самих деревенских домах, в подполах, погребах, приспособленных под ДЗОТы. Но ДЗОТ, расположенный на правом фланге, непрерывно вел шквальный огонь и тем самым мешал нашему подразделению продвигаться вперед.

Командир взвода, тов. Рождественский, заметил это и дал команду направить весь огонь на этот ДЗОТ, но ответный огонь продолжался. Тогда солдат 3-го отделения, тов. Фролов Михаил Константинович, быстро подполз к вражеской огневой точке и в амбразуру бросил связку гранат. Пулемет противника заглох, и наше подразделение заняло край деревни. С криком «Ура!» солдаты поднялись и ворвались в деревню, громя противника гранатами, штыками и прикладами винтовок. Немцы не выдержали нашего натиска, бросили оружие и начали отступать. Прошло немного времени, и мы овладели деревней Новая Русса. Первыми ворвались лейтенанты - тт. Богданов и Козырев со своими подразделениями.

За населенный пункт Великуша велись ожесточенные бои. Восемь раз деревня переходила из рук в руки. В этих боях мы узнали радость победы, освобождая один населенный пункт за другим. Но в эти дни испытали и горе - потерю наших товарищей. В этих первых боях с немецкими оккупантами наше 3-е отделение пулеметного взвода потеряло лучших солдат: Андреева М.Ф., Фролова М.К., Бенцмана Е., Кокина Ф., Ажиркова, Кожевникова и других.

В одном из боев ранило и меня. Было это так: мы вели наступление на населенный пункт. Я был вторым номером у станкового пулемета. Вдруг острая боль пронзила мне ногу так, что невозможно стало сдвинуться с места, а наше подразделение все двигалось вперед. Отдалился от меня и пулемет, установленный на лыжах. Вскоре ко мне подошла медсестра, наложила на правую ногу резиновый жгут и сказала: «Жди, придут за тобой с носилками». Вокруг меня наступила тишина. Только где-то вдали раздавались выстрелы. На поле мне пришлось пробыть более суток. Передвигаться самому не было никакой возможности. Снег был глубокий и рыхлый.

На следующий день, совершенно случайно, пять человек автоматчиков на лыжах обнаружили меня. Я обрадовался, увидев солдат, рассказал им, как меня ранило, и стал просить их вывезти меня на ближнюю дорогу. Солдаты положили меня на лыжи и напрямик вывезли на дорогу. Там оставили. Они шли на боевую операцию и не могли задерживаться.

Но тем и сильна наша страна, что у нас дружный, отзывчивый народ и, если человек попал в беду, то всегда получит помощь. Так было и со мной. Лежу я у дороги. Нестерпимая боль жжет ногу. Вспоминаю события последних дней, вспоминаю своих товарищей и слышу конский топот и вижу колхозника, везущего в санях двух раненых. Тяжело, не на ахти какой упитанной лошаденке, везти троих бойцов, но не оставлять же человека в поле. Двух тяжелораненых подвинули и меня положили рядом.

Колхозник привез нас в санбат. Там быстро положили меня на стол, разрезали и сняли одежду. На мне все замерзло, так как долго лежал на снегу. Меня оттирали спиртом, покалывая время от времени, и спрашивали - чувствую я или нет. На раненой правой ноге стопа и пальцы были обморожены. Оказалось, что я ранен одновременно двумя разрывными пулями в правую ногу, выше колена с переломом кости и ниже колена с переломом малой берцовой кости. Врач сделал мне чистку ран и перевязку. К ноге привязали железную шину. Вскоре меня положили на автомашину и доставили в деревню Демкино, в полевой передвижной госпиталь, в семи километрах от передовой линии. Здесь я пробыл 11 дней и, по указанию начальника госпиталя, был доставлен на автомашине на станцию Пено Калининской железной дороги. 5 марта 1942 года со станции Пено меня на попутной машине отправили в город Осташков Калининской области. Доставив в город, шофер сдал меня в госпиталь.

Немецкие самолеты ежедневно, ночью и днем, вели налеты на город и железнодорожную станцию. Невозможно было даже раненых эвакуировать. Только через пять дней, по согласию раненых, нас эвакуировали на станцию Кувшинов, в полевой передвижной госпиталь. Отсюда 10 марта в 4 часа ночи тяжелораненых стали вывозить на станцию и грузить в специальный санитарный поезд. Вскоре поезд был отправлен в Москву. Так 11 марта я очутился в госпитале № 2912, в Большом Козловском переулке. Там сделали чистку ран, положили ногу в гипс. Через 12 дней нас эвакуировали в Марийскую АССР, в госпиталь №371.

И вот, 22 июля 1942 года я стою перед врачебной комиссией. Последствия ранения оказались серьезными: ноги болят, ходить могу только на костылях. Я возвращаюсь в Москву, интересуюсь, как живут товарищи по работе, как работает завод.

Когда стал ходить без костылей, решил вернуться в трудовой строй, хотя нога сильно болела.

 

Снова в строю

И вот я снова на заводе, снова дежурю на подстанции, снова включаюсь в общественную жизнь завода. Более 10 лет я избирался членом партийного бюро завода и принимал активное участие в его работе. Несколько лет работал неосвобожденным секретарем цеховой партийной организации электро- и кранового цехов завода. С 1947 года по ноябрь 1948 года работал освобожденным заместителем секретаря партийного бюро завода. С 1951 года по февраль 1954 года работал освобожденным председателем заводского комитета профсоюза завода «Станколит» профсоюза рабочих машиностроения.

А жизнь у каждого у нас сложилась по-разному. Один работает на производстве, другой - на хозяйственной работе. Я продолжаю работать на своем родном заводе «Станколит», в электроцехе, заместителем начальника цеха.

К боевой награде, которую я получил за боевые дела на фронте - медаль «За оборону Москвы», прибавилась еще одна награда - медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». Я храню эти медали как воспоминание о славных боевых и трудовых делах советских людей на фронте и в тылу.

Адрес части: Действующая армия, 261 полевая почтовая станция, 528 стрелковый полк, 1 батальон, 1 пулеметная рота, 1 пулеметный взвод

 

Командиры и политработники

ДОВНАР командир полка

ЗРЯХОВ командир батальона

ЕФИМОВ командир пулеметной роты

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ командир пулеметного взвода

СЕРГЕЕВ пом. Комвзвода

НИКОЛАЕВ политрук 1 стрелковой роты

БАРДУКОВ командир 1 стрелковой роты

ИГНАТЬЕВ комиссар артиллерийской части

 

Список бойцов 3-го отделения 1-го пулеметного взвода: командир - Рождественский

Андреев М.Ф. - командир отделения, завод «Станколит»;

Кокин Ф. - солдат, завод «Станколит»;

Фролов М.К. - солдат, завод «Станколит»;

Ровнов К.И. - солдат, завод «Станколит»;

Петров А.Д. - солдат, завод «Станколит»;

Никольский И.А. - солдат, завод «Станколит»;

Бенцман Е. - солдат, завод «Станколит»;

Поляков Иван - солдат

Кожевников - солдат

Дугин С. - солдат

 

Ровнов К.И., член КПСС с 1930 года